Творчество Станислава Степановича Урмаева представляется мне чистой и светлой страницей искусства.
В понимании живописной культуры он выработал и узаконил свой собственный, неповторимый живописный язык — язык свежий, летучий и завораживающий.
Он мог сказать о себе словами Сергея Есенина:
Проскакал на розовом коне.
И действительно, в творчестве Станислава Степановича много от Есенинских метафор, от его дивных поэтических образов, как бы переложенные художником в цветовые образы, создающие удивительные живописные симфонии.
Всю его живопись можно уподобить этому скачущему розовому коню. Ибо, этот розовый поэтический конь олицетворял собой его необыкновенный врождённый талант, его Божий дар, так замечательно раскрывшийся в творчестве. Он писал «не мудрствуя лукаво», обращаясь к простым темам, к простым мотивам. И раскрывал нам их живописную прелесть, находя неожиданные образные и цветовые решения.
Впервые меня познакомил с Урмаевым в апреле 1974 года художник Желтяков Евгений Иванович. Это было, когда мы пришли смотреть художественные мастерские, которые нам распределили.
Есть люди, которые сразу вызывают доверие. От них исходит позитивная аура. Станислав Степанович был именно таким человеком с ясным доброжелательным взглядом, очень вежливый в общении. Я не знал ещё тогда, что он очень талантливый художник и, что мы будем с ним добрыми соседями по мастерским ровно сорок лет. За это огромное количество времени моё первое впечатление от общения с художником Урмаевым не изменилось.
Станислав Степанович был особенный человек, можно сказать уникальный, ни на кого не похожий: его нельзя было увидеть сердитым или недовольным, ему было чуждо чувство обиды на кого – либо, и никогда он не отзывался о ком — либо плохо. И очень благожелательно относился ко всем художникам, даже если у них был другой подход к искусству. Один наш приятель, пообщавшись со Станиславом Степановичем, назвал его «божьим одуванчиком».
И действительно, его кодекс поведения был настолько необычным и удивительным, что совершенно не укладывался в стандартные человеческие рамки.
Станислав Степанович был солнечный человек. Общение с ним доставляло большое удовольствие сознавать, что есть такие люди исключительной вежливости, достоинства и такта.
Когда мы стали с Урмаевым соседями по мастерским, то я с интересом наблюдал его метод работы. Он с нетерпением ждал наступления весны и целыми днями с этюдником проводил на природе. Как он рассказывал мне, для того, чтобы найти подходящий мотив, приходилось ему преодолевать огромные расстояния. Станислав Степанович любил много ходить и постоянно утверждал, что ходьба очень полезна для всякого человека, что это лучшая зарядка. Более всего он любил Сарептские холмы, небольшие рощи, неглубокие балки. Там он находил в изобилии свои любимые мотивы, незамысловатые и простые, преображая их в дивные пейзажи, сочные и свежие.
В его работах проявлялась удивительная выдумка цветовых сочетаний, неожиданных образных решений, восхитительная трактовка окружающего мира, который никто, кроме него так не видел. Он, как бы раскрывал нам скрытую сущность природы, исключительно талантливо и убедительно.
Подлинный художник всегда убеждает зрителя в истинности своего понимания мира. А это возможно только путём собственной художественной интерпретации изобразительного языка. Станислав Степанович «по словам Брака» создавал «не уголки природы, а живописные факты», привлекая для этого свою дивную и неповторимую цветовую палитру.
За долгие годы он выработал своё собственное живописное пространство, свою собственную обработку холста, используя его белизну, как используют бумагу в технике акварели. Станислав Степанович виртуозно размещал цветовые пятна на холсте, объединяя их только ему свойственным артистическим рисунком. Во всём была мера и очарование. Это очарование и эта интрига — самое ценное в работе художника, дающая его картинам долгую жизнь.
Да, подлинный художник приходит в мир не как другие люди, он приходит в мир, чтобы оставить неизгладимые следы своего пребывания на земле. Художник Урмаев достиг исключительного художественного уровня, который даёт жизнеспособность его картинам во времени. Они не могут девальвировать, а продолжают собственную жизнь уже без художника.
Как писал Ван Гог брату: « В сущности, за нас должны говорить наши картины, мы создали их, а это главное».
Художник Урмаев говорит теперь с нами через свои картины. Он передаёт нам свои чувства, свои эмоции, своё восхищение перед дивной природой, тайну которой он так вдохновенно раскрывал. Таков закон – «Жизнь коротка -искусство вечно!»
Подлинность художественного произведения вообще наиглавнейшая сущность картины, её непреходящая ценность и долговечность во времени. Картина живёт как феномен творческого вдохновения художника, как бы ниспосланный ему из космоса импульс Божьего озарения. Такие Божьи озарения сопровождали Станислава Степановича всё тёплое время года, включая золотую осень. А затем, следовал великий показ великого труда художника. Он приглашал меня, как соседа, и своего большого друга и почитателя Анатолия Михайловича Иванова на эти замечательные просмотры.
Станислав Степанович выставлял множество холстов и картонов, и мы с восхищением взирали на этот цветовой поток, гармоничный и торжествующий, который заливал всю мастерскую. «Гармонией упьюсь», по словам поэта. И мы упивались этой гармонией, наслаждаясь свежестью и новизной его этюдов. Показ длился долго, поскольку хотелось работы взять в руки и посмотреть близко, изучить некоторые места на этюдах, особенно удавшиеся художнику. Это было как бы эстетическое пиршество, и мы долго смотрели работы, расставляя их различным образом. И, конечно же, без конца обсуждали созданное художником чудо. И выказывали ему наши искренние восторги.
Следует сказать, что такие праздничные показы Станислав Степанович устраивал нам каждый год. Обычно ближе к его дню рождения, т. е. 23 сентября, который мы всегда отмечали в мастерской. Во времени это продолжалось десятки лет и было интересно наблюдать за тем, как менялась палитра художника, от сложных тонких валёров до исключительно ярких и чистых тонов. При этом, художник, не впадая в красивость, сохранил присущее ему чувство меры и гармонии. Язык его со временем обрёл новизну и необычность трактовки, чего не было в ранних работах. И всё это было сделано с необыкновенным чувством и тактом.
Складывалось такое впечатление, словно художник молодеет вместе со своим чарующим искусством. Отчасти так оно и было. Удачи и достижения всегда окрыляют любого художника, сподвигают его стремиться к некоему неведомому идеалу, который он смутно угадывает и через упорную и вдохновенную работу достигает его.
Выставки Урмаева всегда были волнующим событием. Картины его бушевали живописным пламенем, буйство красок укрощалось исключительным гармоничным чутьём и вкусом. Это были поющие краски. Общение с картинами Станислава Степановича было радостным и восхитительным. Их было интересно и поучительно изучать, поскольку у них была магия неожиданных живописных образов и метафор.
Особо следует отметить, что художник Урмаев был привержен, говоря словами поэта, «родному пепелищу».
Он постиг красоту природы, что была рядом с ним. Сарептские холмы и рощи вдохновляли его на создание своих дивных холстов.
В связи с этим запомнился эпизод, когда я был на пленере в 1990 году в Суздале, который для меня организовал художник Виктор Дынников. Удалось написать довольно много Суздальских мотивов, преимущественно храмов. И я позвонил Станиславу Степановичу, чтобы он меня встретил и помог добраться до наших мастерских. Станислав Степанович, конечно, встретил меня, и вскоре уже в мастерской мы стали рассматривать Суздальские пейзажи. И я, естественно, стал его уговаривать на следующий год поехать вместе в Суздаль на пленер. Тем более, что проблем с обустройством не будет. Станислав Степанович выслушал меня и сказал, что он по-прежнему находит природу вокруг нас неисчерпаемой для своих мотивов, и что он будет работать только здесь. Самые же красивые мотивы в других местах кажутся ему чужими и не найдут отклик в его душе.
Так оно и было — художник Урмаев был певцом родного края и посвятил ему всё своё творчество.
Казалось, в этих простых уголках природы нельзя было ничего увидеть достойного внимания художника. Станислав Степанович же находил в них очарование и прелесть, и своим чудесным живописным талантом создавал удивительные и неповторимые перлы.
Как было интересно их рассматривать и восхищаться, что такое возможно! Запомнилось время, когда Станислав Степанович стал готовить работы для поступления в Союз Художников. Наше правление, наконец, решило, что художнику Урмаеву, учитывая его почтенный возраст, стоит попытаться это сделать. Станислав Степанович своим творчеством давным-давно заслужил право быть принятым в Творческий Союз. Но его неординарное творчество не вписывалось в общепринятые каноны. И потому он, как и его товарищ по учёбе в Саратове Виктор Николаевич Лосев, воспринимались, чуть ли не как самодеятельные художники. Время расставило всё на свои места. О тех «вершителях» нашего Союза, нынче мало кто помнит, а творчество Лосева и Урмаева является сегодня гордостью нашего Союза.
Станислав Степанович с удовольствием рассказывал мне, как воспринимались его работы на секретариате Союза Художников РФ. Члены секретариата внимательно рассматривали его работы. Они вполне оценили его живописный язык – свежий и нестандартный, полагая, что это картины молодого художника. И задавали вопрос нашему председателю, отчего Союз не рекомендовал его раньше в члены СХ. Ясно, что Станислава Степановича приняли в Союз Художников единогласно.
Этот статус, т. е. стать членом Союза Художников РФ, мне кажется, очень помог Станиславу Степановичу обрести чувство уверенности в том, что он отныне является полноправным членом творческого коллектива, и что его живопись была воспринята весьма именитыми художниками.
От этого времени творчество художника Урмаева набирало силу и новизну живописных поисков, которые приводили к замечательным творческим находкам, которые так радовали почитателей его таланта на персональных выставках. Мы, его друзья и коллеги, всегда присутствовали на этих вернисажах и с удовольствием говорили добрые слова в адрес художника, искренне восхищаясь его творчеством.
Выставки были важной творческой вехой для художника Урмаева, сподвигали его на продуктивную последующую работу.
Запомнились наши частые воскресные встречи у Анатолия Михайловича Иванова, как я уже говорил, большого друга и почитателя творчества Станислава Степановича.
Анатолий Михайлович принял исключительное участие в жизни и судьбе художника Урмаева. Он приобрёл у него множество работ, помогая ему, таким образом, материально, организовывал ему пленеры, в частности на собственной даче. И было очень интересно наблюдать, как художник на небольшом пространстве создавал восхитительные мотивы. Анатолий Михайлович часто по выходным дням приглашал Станислава Степановича и меня к нему домой на обеды, которые он восхитительно готовил. Конечно, главным в этих посещениях был просмотр новых фильмов о художниках, о мировых музеях и, безусловно, бесконечные разговоры об искусстве, о творчестве тех или иных художников, поскольку нас объединял общий интерес к Творчеству. Ничто другое нас не интересовало.
Благо, у Анатолия Михайловича было множество альбомов по искусству и рассматривать их было одно удовольствие. Кроме того, в огромной коллекции картин Анатолия Михайловича было немало работ самого Станислава Степановича и Лосева Виктора Николаевича.
Работы были замечательно оформлены и производили чарующее впечатление. Мы с наслаждением их рассматривали, обсуждая при этом отдельные этюды, их живописные достоинства, восхищались удачами художников. Эти воскресные встречи были, безусловно, для нас праздником, словно мы побывали на концерте и слушали чарующую музыку.
Но всё проходит и весной 2014 года Станислав Степанович в последний раз посетил свою мастерскую, в которой он работал ровно сорок лет. Его привёз Анатолий Михайлович, поскольку художник был уже болен, и ему было трудно передвигаться самостоятельно.
Станислав Степанович с интересом, как мне показалось, осматривал свои картины, словно предчувствуя, что видит их в последний раз.
Мы вели с ним разговор, как всегда, об искусстве, о его картинах, понимая, что ему это будет приятно. И действительно, такие разговоры окрыляли художника и ему как и прежде казалось, что с приходом весны он снова с этюдником отправится на сарептские холмы за своими чудными мотивами, которые никто, кроме него не сумел увидеть и запечатлеть так светло и радостно.
Но, увы, этому не суждено было сбыться, и художник навсегда уходил из своей мастерской, как бы прощаясь с искусством…
А вскоре, в день светлой Пасхи и с жизнью, как в стихах Есенина:
Иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне
Тихо льётся с клёнов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть…